«Я знаю, чего вы хотите»

[aeterna-mary]

Название: «Я знаю, чего вы хотите»
Автор: Strange Attraction
Рейтинг: PG-15
Жанр: pwp
Размер: мини
Пейринг: KatrinMort/Одинокий, KatrinMort/Квентин Дорак.
Отказ от прав: все персонажи и мир принадлежат В. Камше.

*
Катарина Морт вышла из автобуса на конечной. Тяжелые сумерки напару со снегом оглушали город; стояла немыслимая, ватная тишина. Автобус задребезжал, в последний раз мигнул стоп-сигналами и растворился во тьме, и улица будто вымерла — ни машин, ни прохожих, ни света в окнах далеких домов. Здание суда безмолвствовало. Старинный особняк с усталыми кариатидами на фронтоне, широкое засыпанное снегом крыльцо, одинокий фонарь...

Они вынырнули из темноты, как бесшумные тени — четверо в черном, с лицами, не видимыми из-под шарфов. Стелющимся звериным шагом рассредоточились и стали медленно стягивать круг. Катарина онемела. Надо было повернуться и бежать к дверям, но все тело будто застыло в липком и плотном киселе, и не шевельнуться, не отпрыгнуть, не закричать...

Непонятный свист рассек воздух, и один из черных упал лицом в рыхлый снег; за его спиной будто материализовался из воздуха высокий статный красавец — вьющиеся золотые волосы, яркая средневековая одежда, и — стальной, безжалостный блеск в зеленых глазах. Черные промешкали секунду и бросились; шикнула шпага, и еще один обрушился на землю, и снег под ним сразу же расплылся алым. Оставшиеся замерли, переглянулись; два шага назад — и вот уже тени растворяются в темноте, исчезают в мельтешении крупного валящего валом снега.

— Простите.

Глубокий голос выводит из транса, но тело все еще не слушается. Мужчина делает шаг вперед и кладет руки Катарине на плечи. Горячие... Обжигают даже сквозь зимнюю куртку и теплый свитер. Из горла рвется что-то позорно похожее на всхлип.

— Они шли за мной. Я... Ну вот, даже не знаю, как представиться.

Катарина сама не понимает, как отмирает.

— Я вас знаю. — странно, но голос даже не дрожит. — Вы — Одинокий из книг про Этерну. Или Леворукий... Боже, какая чушь.

Мужчина немного отстраняется — словно чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Тонкие брови чуть сходятся над переносицей, взгляд зеленых глаз — внимательный, пронзающий насквозь...

— Вы многое знаете... — говорит он чуть удивленно. — Впрочем, я тоже многое знаю. Например, я знаю, чего вы хотите.

Он улыбается и щелкает пальцами. Все заметает снег.

*
Катарина пришла в себя от ощущения тепла. Снега больше не было, мягко потрескивал в камине огонь, а сама она сидела в глубоком бархатном кресле, и на ней было какое-то совершенно невообразимое, но очень красивое платье.

— Что за...

— Не волнуйтесь. — давешний Леворукий стоял рядом и протягивал ей бокал. Катарина, не задумываясь, взяла, и их пальцы на мгновение соприкоснулись. «Горячие...»

— Вы в Кэртиане. — Леворукий уселся в кресло напротив, на его лице мерцала загадочная, но очень мягкая улыбка. — Я решил сделать вам маленький подарок. В качестве извинения за неприятную сцену... Кэртиана на сутки — ваша. Вы — высокопоставленная дама, главный шпион Дорака во дворце. И имеете право беспрепятственного посещения кардинала.

Катарина с трудом удержалась оттого, чтобы помотать головой. Эта самая голова просто шла кругом. Впрочем, не последнюю роль в этом играло оказавшееся весьма неплохим вино...

Леворукий улыбался, мягко и странно глядя на нее из глубин огромного кресла, а потом вдруг поднялся, поставил бокал и шагнул вперед. Как он оказался перед ней на коленях, Катарина заметить не успела. Горячие пальцы завладели ладонью, мягкие губы коснулись кожи, и Катарину пронзила сладкая дрожь.

— Что вы... Что вы делаете?

Леворукий посмотрел на нее снизу вверх — лукаво и жарко.

— Не забывайте, я многое знаю о вас... Я знаю, чего вы хотите.

Поцелуй был горячим и очень нежным. Катарина рвано вздохнула и решила махнуть на все рукой. Это сон. Она просто-напросто заснула в автобусе и скоро проснется. А пока...

Второй поцелуй был уже куда менее нежным, он был яростным и жестким; чужие руки потянули Катарину из кресла. Черные шкуры перед камином были мягкими, мех скользил под пальцами, как теплый шелк; Леворукий улыбался, расшнуровывая на ней корсет и то и дело приникая к ее губам, плечам, шее острыми дразнящими поцелуями. Юбки взметнулись белой волной, одежда сползала с Катарины, будто морская пена, и вот уже не осталось ничего, кроме жара огня и жара чужого обнаженного тела — над ней, с ней и в ней. Комната качалась, огонь пылал, Леворукий слизывал с губ ее стоны и мелодично смеялся, все убыстряя и убыстряя темп, и на поднимающихся волнах наслаждения она улыбнулась тоже и прошептала — прерывисто, хрипло:

— Я тоже многое знаю... Я знаю... кто вы. Вы...

Тяжелое жаркое пламя закрутилось внизу живота, перетекло в позвоночник, прокатилось по сердцу, и в последнем рвущемся с губ стоне Катарина выкрикнула:

— Ринальди!..

И рассмеялась.

*
Она проснулась уже заполдень, почему-то в постели — в памяти не сохранилось ни пути до спальни, ни того, что было потом... А оно было! Катарина довольно потянулась, чувствуя во всем теле удовлетворенную истому.

На столике обнаружилось письмо.

«Доброе утро. Или когда вы проснетесь, будет уже день? Неважно. Вызвать камеристку можно шнурком в изголовье кровати. Приказ подать карету передадите с ней же. К Его Высокопреосвященству вас пустят без лишних слов.

Не теряйтесь. Все, что вам нужно, вы знаете. Ах да, время. Сейчас — третий день после убийства Ариго.

Удачи.

И спасибо за... имя. Когда-нибудь я верну вам и этот долг».

Страха не было — казалось, весь страх сжег неистовый ночной огонь. Поэтому Катарина спокойно вызвала камеристку, позволила ей привести себя в порядок (боже, неужели они так неделями и моются из кувшинчиков-тазиков?!), позавтракала и отправилась к кардиналу. Было что-то около четырех.

Сильвестр поднялся, когда она вошла. Катарина изобразила нечто среднее между поклоном и реверансом, внимательно разглядывая кардинала из-под опущенных век. Да, Ринальди, конечно, был хорош, но... Квентин Дорак был хорош очень. Не старый, скорее — зрелый мужчина, высокий и стройный, идеально прямая спина; серебряные пряди в черных волосах — не старят, украшают. Перец с солью. Узкое лицо, высокие скулы, внимательные карие глаза...

— Моя госпожа, к чему эти церемонии? Присаживайтесь.

Сильвестр вышел из-за стола и проводил Катарину к камину, а потом кликнул слугу.

— Шадди и вина. Что вы предпочитаете, госпожа?

Катарина усмехнулась:

— «Слезы».

Дорак махнул рукой, и прислужник испарился.

Это было неприлично, но она сидела и разглядывала его — молча, пристально, и под этим взглядом кардинал как-то неуловимо собрался, словно хищный вставший на след зверь.

— Катарина... Что-то случилось?

— Да... и нет. — из него вышел бы отличный Витинари. Впрочем, и как Дорак он неплох. Конечно, опасно играть с ним в такие игры — он слишком умен, но... Осталось всего лишь несколько часов.

Явился прислужник, расставил на столе шадди и вино. Сильвестр коротко взглянул на Катарину и приказал никого не впускать.

— Что-то с королевой? — он сидел напряженно и даже не прикоснулся к своему шадди. Катарина мимоходом вспомнила о его сердечной болезни; достаточно ли крепок этот... кардинал?

— С королевой все как обычно. Молится и рыдает. По-моему, ей очень не хватает коня...

Кардинал посмотрел с легким подозрением.

— Коня? Что вы имеете в виду?

Коня. Большого, черного и злого. Ничего этого, конечно, Катарина не сказала.

— Квентин... — это было вопиющим нарушением этикета, но какая разница? — Скажите, мы никогда не были любовниками?

Ей все-таки удалось его смутить. Целых две секунды хлопанья глазами — что за прелесть!

— Н-нет.

— Ну так самое время ими стать, — сказала она и поднялась.

*
Шкура перед камином была мягкой, очень мягкой. Эти шкуры и эти камины просто ее преследуют. Впрочем, хорошо еще, что не столы.

Квентин лежал рядом, подперев голову рукой, и невесомо гладил ее спину. Катарина не видела, но знала — он улыбается. Сильный, жесткий человек и его полтора часа покоя. Хорошо, когда они выглядят так. А шадди нужно вылить в камин. Впрочем, сегодня морисский напиток кардиналу не навредил, о нет...

В них, в этих сильных и жестких мужчинах, была своя прелесть. Медленная, хорошо осознаваемая страсть. Не грубость — настоящая сила. И — покровительственная улыбка потом. Улыбка человека, который знает, что защитит. Знает, что — его.

Это было... спокойно. Чужие тонкие пальцы гладили мерно, то едва прикасаясь, то нажимая сильнее, и этот ровный мотив чужих рук убаюкивал, усыплял... Мягкий мех под Катариной будто свернулся теплым пушистым коконом, закрывая свет, и было так хорошо, так тихо, так... Чья-то грубая рука потрясла ее за плечо.

— Девушка! Девушка, вставайте, конечная!

Катарина с трудом разлепила глаза. Автобус фырчал и трясся у остановки, его двери были открыты, и за ними была непроглядная тьма и снег. Под аккомпанемент ворчаний кондукторши Катарина вышла из автобуса; стеклянные двери закрылись, махина фыркнула в последний раз и степенно отползла от остановки, вскоре растворившись вдали. Здание суда сверкало и переливалось всеми своими окнами, дружелюбно светился за высокими дверями вестибюль.

Катарина зачем-то остановилась под фонарем и подняла глаза к небу. Из серо-фиолетовых нависающих туч сыпался крупными мокрыми хлопьями снег. Она стянула перчатку и поймала снежинку на ладонь — та оказалась мягкой, словно пушистый мех, и сразу же принялась таять.

Катарина улыбнулась, тщательно стряхнула воду с руки и легким шагом направилась к крыльцу.